Он даже головой тряхнул - не мерещится ли? Но нет, Забава действительно пела! Раскачивалась из стороны в сторону, баюкала мертвую и дрожащим голосом выводила мелодию. Простенькую совсем, неловкую... Но не прошло много времени, и детские крики стали не такими злобными. А потом и вовсе начали стихать, пока не замолкли совсем.

Над ухом раздалось облегчённое:

- Сумела…

Голос Ягини шелестел пеплом. Лес тоже очнулся, заскрипел. А Забавушка все сидела на земле, покачивая спеленатое тельце. И мавок нигде не видать. Железные пальцы ведьмы разжались, и Властимир почуял свободу. Не помня себя, рванул к девушке. Упал рядом на колени и обнял, давая почувствовать, что она не одна.

Но Забавушка это едва ли поняла.

Плакала навзрыд, и слезы одна за одной падали на кровавую ткань. Совсем, бедняжка, маленькой была, не старше пяти вёсен.

От пронзивший насквозь жалости пропало дыхание.

Как наяву Властимир представил вдруг страдания малютки, ее дикий ужас и боль. Насколько же они были огромны, что мавки вышли из своих болот и, пересилив молитвы волхвов, бросились душить людей. Хотели добраться до зачинщиков.

- Они будут умирать долго, - пообещал не своим, севшим от хрипа голосом, - головами зачинщиков я украшу Топи. Но прежде надо похоронить ее.

Забавушка громко всхлипнула, но все же отдала дитя. И хоть девочка ничего почти не весила, а показалось, будто вся тяжесть земли в его руки легла. Поднявшись, Властимир побрел к краю полянки, туда, где сверкали желтые глаза лютоволка.

Зверь тоже крутился рядом, и не один. Прижавшись к земле, жалобно мявкал Баюн. И даже в сумраке ночи князь видел крупные слезы, катившиеся из кошачьих глаз.

Горло вновь сдавило судорогой. Но, собрав остатки воли, Властимир сказал так почтительно, как умел:

- Веток надо. Прошу, помогите собрать…

Топь всколыхнулась могучей волной. Не только Серый и Баюн, все болото кинулось исполнять просьбу. Деревья стряхивали с себя высохшие прутья, присмиревшие мавки волокли их ближе, складывая в одну большую кучу. С ними трудилась и Забава. Из колючих лоз сплетала венок, украшая его кровью из своих разодранных пальцев и тихой молитвой.

Не прошло много времени, как погребальный костер был готов.

И хоть руки дрожали, но Властимир заставил себя уложить погибшую на землю и, стянув рубаху, заново обернуть ее в чистую ткань.

Ужасно было видеть искалеченное тело! Но он заставлял себя смотреть очень пристально. Князь должен видеть, к чему приводят ошибки. Запомнить крепко накрепко каждую ранку и ожог, чтобы потом, глядя в перекошенные лица волхвов, не испытывать ни капли сомнений.

Очень скоро в Топях будет порядок.

А пока… Властимир перенес страдалицу на собранные ветки. Забава уложила рядом венок, перевитый затрепанной светлой ленточкой.

- Теперь все будет хорошо, ты свободна, - прошептала сквозь слезы.

И, поцеловав в лоб, отошла в сторону, уступая место Ягине. Та говорить не стала - молча высекла между пальцев искры. А Властимир прижал Забавушку к себе, глядя как разгорается пламя.

Его гибкие языки взвились к небу, будто это душа устремилась ввысь. А может, так оно и было.

Озарилась вся поляна, до самого краешка, и на миг Властимиру показалось, что он видит не гнилую Топь, а шёлковый ковер зелени, испещренный невозможной красоты цветами. Деревья распрямились, сбросив с себя удавку колючей лозы. Зашумели густые кроны, запели в них птицы, а из-за мощных стволов выступили животные, о которых он знал только по сказаниям. И громадный зубр тут был, и длинноногий рогатый лось… По веткам запрыгали рыжие огоньки – белки, задрожали птичьи трели. А мавки превратились вдруг в женщин дивной красоты – светлокосых и ясноглазых.

Вместо ледяного ветра лицо обмахнул нежный сквознячок - словно медовый хмель в воздухе разлился.

Властимир успел сделать лишь один жадный вздох, но так же быстро видение растаяло. Снова пришла гнилостная вонь болот, краски обернулись серым пеплом, а деревья высохли и покрылись колючками.

- Да, так выглядели Сады Лады, когда она была живой, - проскрипела Ягиня.

И украдкой отерла слезы.

- Пойдёмте уже. Огонь дальше сам всё сделает. А вам пора покинуть Топь, пока она дозволяет.

Но не успели они дойти до края полянки, как болотистая земля разверзлась, и выплюнула им навстречу лошадиный скелет, а сверху перепачканного бес знает чем мужика. Волосы его были седы, а взгляд дикий и бессмысленный.

Девичьи плечи под его ладонью напряглись. Мелко задрожали.

- А это что за чучело? – зарычал Властимир, крепче прижимая Забаву.

- Пес черный! – зашипела Яга. – Один из тех, кого мои руны показывали!

- Что?!

А Забава едва слышно прошелестела:

- Это кмет Белозерки. Спасаясь от него, я к тебе пришла, князь…

Сказала - как ледяной водой окатила. Значит, не просто так девица в его покои забрела. Он догадывался, но слышать это было неприятно. Мужик будто понял, что про него речь. Тоненько взвизгнул и попытался на карачках удрать под куст, но колючая трава крепко держала жертву. Ягиня чуть повернула посох, направляя свет на выродка.

- Вижу его гнилое нутро, князь. Много боли причинил он честным девушкам. Во многих смертях повинен. Топь чует его грешную душу и принесла к тебе на суд.

Кмет заверещал от страха, а в вонь болотного воздуха вклинились едкий аромат мочи.

Ягиня же только сплюнула.

- Заберешь с собой подарок аль оставишь мавкам на забаву?

- См-м-мил… смил… уй… ся… - запричитал, как завыл.

И вдруг упал навзничь.

Властимир бросился вперед. Нет! Эта тварь нужна ему живой! Хотя бы допросить! Но из оскаленного рта текла кровь вперемешку с пеной, а глаза мужчины закатились.

- Сердце лопнуло, - отстраненно произнесла Забава.

И пошатнулась, закрывая глаза.

Оставив кмета, Властимир подхватил девушку на руки. К бесам все, они отсюда уходят! И как можно скорее!

Глава 24

Раскаленные камни потрескивали от жара, воздух дрожал, напитанный влагой и теплом, но по коже будто катились куски льда. Острые, пронимающие холодом до кости. Может, кипяток сумеет прогнать озноб? И жизнь заодно…

Однако на протянутую за ковшом руку легла мужская ладонь.

- Забава, нет.

Князь.

Как вошёл? Ничего она не помнила, ничего не слышала. После того, как Бокша испустил дух, мир будто подернулся маревом. Тягучее оно было, как кисель, и злее самой лютой стужи. Все, что осталось голове, – крепкие мужские руки, уносившие ее прочь. Да ещё протяжный волчий вой.

А потом Забава очутилась в бане. Прислужницы помогли снять платье, притащили воды. А потом исчезли, будто русалки по утру. На их место явился князь и не даёт сейчас согреться.

- Твоя кожа вся красная, - возразил на ее мысли Властимир. – И дыхание тяжело... Хватит пара.

Забава аж затряслась.

- Мне холодно.

- Это не так.

- Холодно! – повторила с тихим всхлипом.

И, обернувшись, бросилась на грудь своего господина. Обвила могучую шею руками.

- Согрей меня, князь! - взмолилась отчаянно.

Все, что угодно, лишь бы вытравить эту сводящую с ума стужу. И хоть на краткое мгновение забыть, что она видела, когда взяла в руки несчастного ребенка.

Лучше бы ей сердце наживую выдрали! Забава приняла бы эту муку с благодарностью. Ужас и мерзость пыток не описать словами. Нелюди это, а не волхвы. Даже бешеный зверь милосерднее! А по спине прошлась шершавая ладонь. Не оставила никакого отклика в теле, только ещё холоднее сделала, однако Забава послушно прижалась ближе.

Пусть возьмёт. Даже, если это будет через силу…

Но Властимир мягко отстранился.

- Согрею, Забава.

И, подхватив ее на руки, точно пушинку, перенес на лавки. Усадил, а сам... мыть принялся.

Забава окаменела, глядя на сидевшего у ее ног князя. Огромный, блестящий от пара и… спокойный. В его крови не было и искры возбуждения, а мужская плоть оставалась неподвижной. Даже, когда он перехватил ее ступню и осторожно обвел мягкой тканью. И потом, поднявшись выше.